Злободневное
Я рад, что оказался слишком скептичен.
Мне больно за то, какой ценой пришлось побеждать тупость и бесчеловечность правившей власти.
Скорость изменений поражает. Но работы впереди очень много. Много тяжелой мирной работы. Про которую уже писали Стругацкие десятки лет назад:
— Ну и что? — сказал Саул. — Вы понимаете, что вы хотите сделать? Вы
хотите нарушить законы общественного развития! Вы хотите изменить
естественный ход истории! А знаете вы, что такое история? Это само
человечество! И нельзя переломить хребет истории и не переломить хребет
человечеству…
— Никто не собирается ломать хребты, — возразил Вадим. — Были
времена, когда целые племена и государства по ходу истории перескакивали
прямо из феодализма в социализм. И никакие хребты не ломались. Вы что,
боитесь войны? Войны не будет. Два миллиона добровольцев, красивый
благоустроенный город, ворота настежь, просим! Вот вам врачи, вот вам
учителя, вот вам инженеры, ученые, артисты… Хотите как у нас? Конечно! И
мы этого хотим! Кучка вонючих феодалов против коммунистической колонии —
тьфу! Конечно, это случится не сразу. Придется поработать. Лет пять
потребуется…
— Пять! — сказал Саул, поднимая руки к потолку. — А пятьсот пятьдесят
пять не хотите? Тоже мне, просветители! Народники-передвижники! Это же
планета, понимаете? Не племя, не народ, даже не страна — планета! Целая
планета невежества, трясина! Артисты! Ученые! А что вы будете делать,
когда придется стрелять? А вам придется стрелять, Вадим, когда вашу
подругу-учительницу распнут грязные монахи… И вам придется стрелять,
Антон, когда вашего друга-врача забьют насмерть палками молодчики в ржавых
касках! И тогда вы озвереете и из колонистов превратитесь в
колонизаторов…
— Пессимизм, — сказал Вадим, — суть мрачное мироощущение, когда
человек во всем склонен видеть дурное, неприятное.
Саул несколько секунд дико глядел на него.
— Вы не шутите, — сказал он наконец. — Это не шутки. Коммунизм — это
прежде всего идея! И идея не простая. Ее выстрадали кровью! Ее не
преподашь за пять лет на наглядных примерах. Вы обрушите изобилие на
потомственного раба, на природного эгоиста. И знаете, что у вас получится?
Либо ваша колония превратится в няньку при разжиревших бездельниках, у
которых не будет ни малейшего стимула к деятельности, либо здесь найдется
энергичный мерзавец, который с помощью ваших же глайдеров, скорчеров и
других средств вышибет вас вон с этой планеты, а все изобилие подгребет
себе под седалище, и вся история опять-таки двинется естественным путем.
Саул откинул крышку мусоропровода и принялся яростно выбивать туда
свою трубку.
— Нет, голубчики, коммунизм надо выстрадать. За коммунизм надо
драться вот с ним, — он ткнул трубкой в сторону Хайры, — с обыкновенным
простаком-парнем. Драться, когда он с копьем, драться, когда он с
мушкетом, драться, когда он со «шмайссером» и в каске с рожками. И это еще
не все. Вот когда он бросит «шмайссер», упадет брюхом в грязь и будет
ползать перед вами — вот тогда начнется настоящая борьба! Не за кусок
хлеба, а за коммунизм! Вы его из этой грязи подымете, отмоете его…